Форум » Наша Музыка » Русский Рок (продолжение) » Ответить
Русский Рок (продолжение)
ыв: http://www.youtube.com/watch?v=D8X_pBg5nf0 да и здесь чуть болбше.....
мореходец: Это очень малый список.
You2: мореходец ты про плагиат? Не новость. Сам то веришь, что РР существует?
You2: black пишет: а нирвана тогда для кого была? Не воспринимаю Нирвану всерьез. Потому что взрослые не воспринимают ее серьезно, да. Но Нирвана всегда в топах, начиная с 1992-го. Везде, во всех муз-чартах. Адам Левин носил футболки с Нирваной. Я это к тому, что Нирвану называют людишки "легендарной группой", как у нас Цой. А все остальные как сокурсницы-одногодки из твоего класса. Но уже не такого класса.
мореходец: You2 может ты ещё и в русский рэп не веришь? Нирвана топовая поп-группа. После них похожий стиль был только у Грин Дэй. Больше никого из мелодистов нет на горизонте.
You2: мореходец согласен во всем А из групп была хорошая команда Бон Джови. Мелодичная и чисто Штатская. Это как Укупник в России. Бон Джови может приехать в любой провинциальный штат и сыграть концерт на ура. Не представляю Курта, разъезжающего по Миссури и поднимающего народ с колен.
мореходец: Бон Джови это как Кипелов в России
black: You2 пишет: Не воспринимаю Нирвану всерьез. Потому что взрослые не воспринимают ее серьезно, да. ну ясенхрен в 26 то надо уже круга слушать и семью обеспечивать You2 пишет: Но Нирвана всегда в топах каких, где хендрикс и моррисон? You2 пишет: Адам Левин носил футболки с Нирваной да ладно You2 пишет: Я это к тому, что Нирвану называют людишки "легендарной группой" а ты бы как назвал?
black: https://www.youtube.com/watch?v=DqQBZ6BMQeE Ключи от её дверей
black: Женщины в мире русского рока Вплоть до 80-х годов женщин в русском роке не было. То есть поклонницы у известных музыкантов появились практически сразу, но вплоть до взлета Аквариума самой рок-н-ролльной женщиной в стране была Алла Борисовна Пугачева. Без тени иронии или сарказма — она отлично разбиралась в актуальной музыке, близко дружила с Машиной Времени, а позднее — с Наутилусом и Алисой. Но по-настоящему яркие женщины на небосклоне засияли после появления Насти Полевой. Нельзя сказать, что от этого «прорвало плотину», но открылось окно, в которое подул ветер перемен. Женщины стали появляться чаще, и каждый раз оставлять весьма заметный след в отечественной музыке. Если Настя была кем-то вроде «матери-основательницы», то ее преемницы стали самыми настоящими «потрясательницами устоев» и «законодательницами жанров», подчас даже важнее мужчин. Когда в 1999 году одна уфимская певица выпустила главный альбом года, именно с него в стране началась новая музыкальная эпоха, которая во многом продолжается до сих пор. И женщины — полноправные участницы этого процесса. Настя Полева Чем крута: первая по-настоящему знаменитая женщина в русском роке. Первая наша женщина-рок-звезда. Вдвойне символично, что появиться такая смогла только в отдаленном от центров цивилизации Свердловске, где рок-жизнь текла по своим законам. Волею судьбы Настя еще и одна из основательниц свердловского рока как такового: в 1980 году она стала вокалисткой Трека — мрачных морализаторов, родственных Kraftwerk и Black Sabbath, в 1985-м активно сотрудничала с набирающим силу молодым Наутилусом, а в 1987 году окончательно ушла в сольную карьеру. Ее дебютный альбом Тацу стал первым знаменитым женским рок-альбомом в стране. Способствовала тому и новая, мягкая и лирическая манера пения Насти, и необычные, полные отсылок к экзотическим странам модные аранжировки, и сюрреалистические тексты. Карьеру Насти после этого альбома (и трагедии с другим альбомом, Невеста, украденным из студии) сложно назвать триумфальной, но она, даже переехав в Петербург, сохранила и непререкаемый музыкальный авторитет, и статус живой легенды русского рока. Цитата: Я была на сто процентов уверена, что Тацу пройдет. Желание свернуть горы и сделать что-то, чтобы все ахнули, у меня было всегда. А когда появляется подобная мотивация, я становлюсь метеором. Я бы все стерпела, чтобы получить конечный результат. Диана Арбенина Где играла: Ночные Снайперы Жанры: русский рок, авторская песня Чем крута: Уже практически 23 года из своей жизни на большой сцене провела Диана Арбенина. За плечами — сотни городов, две сотни песен, сборники стихов и прозы, автобиографический спектакль Мотофозо на сцене МХАТ им. Чехова, саундтреки к 16-ти фильмам, опыт наставника команды в проекте Голос Украины (а в 2015-м и на проекте Главная сцена) и номинация на российскую независимую премию за достижения в области литературы и искусства Триумф. Кроме всего этого Диана успешно совмещает активную концертную деятельность с должностью мамы двух прекрасных малышей Артема и Марты. Цитата: Быть снайпером означает иметь оголенное, пусть нервное сердце, быть восприимчивым к человеческой доброте. А что до любви — не защищаться от нее и ждать, даже если на это понадобится вся жизнь. Земфира Где играла: Zемфира, The Uchpochmack Жанры: русский рок Чем крута: Как минимум тем, что она Земфира. Думаю, не имеет смысла описывать то влияние, которое она оказала на всю русскую музыку. Земфира стала одной из самых коммерчески успешных певиц на нашей сцене, не являясь при этом особо публичным человеком, а просто делая своё дело. В ноябре 2010-го журнал Афиша включил ее первый альбом в топ «50 лучших русских альбомов всех времен». И не раз Земфира входила в рейтинг самых влиятельных женщин страны. Но ей, впрочем, всегда было все равно на подобные звания и регалии. Близятся два концерта, завершающих тур «Маленький человек» в Олимпийском, на которые бОльшая часть билетов была раскуплена за сутки и ажиотаж к мероприятию «обвалил» сайт kassir.ru и самой площадки. Это ли — не лучшее доказательство народного признания. Цитата: Мне угодить очень сложно. Я недовольна музыкантами, недовольна собой, очень часто, недовольна публикой. Иногда мне кажется, что они могли бы быть и активнее. Они не могут меня задеть, раскритиковать меня больше, чем я сама себя. Я знаю кто я, я на своем месте. Я это знаю, я в этом уверена. И в этом есть моя самая большая правда и сила. Уверенность в том, кто Я и что Я. И петь я буду очень долго. Светлана Сурганова Где играла: Нечто Иное, Ночные Снайперы, Сурганова и Оркестр Жанры:рок, альтернативный рок, джаз-рок, трип-хоп, арт-рок Чем крута:На самом деле, по первому образованию Светлана Яковлевна Сурганова — врач-педиатр (Светлана так и ни разу не работала по профилю), что не мешает ей быть талантливым музыкантом. Сама артистка называет стиль коллектива VIP-Punk-Decadence (за сложной аббревиатурой кроется эстетика, «хулиганство», энергичная подача, самоирония, тексты, основанные на классической поэзии), но даже этого определения для их творчества мало. Кроме вышеперечисленных жанров, смело можно сказать, что Светлана умело играет с латино, этническими мотивами, местами — электронными сэмплами, и при этом всём является одной из женщин, без которых русский рок сейчас немыслим. Вот такой внеформатный коллектив под названием Сурганова и Оркестр существует уже почти 14 лет, горячо любим поклонниками, заслуженно имеет один из самых щедрых на сюрпризы и подарки фан-клубов и активно ездит с концертами по России и за её пределами, и по праву носит звание, пожалуй, самого гастролирующего рок-коллектива нашей страны (стоит только взглянуть на график выступлений СиО). Своё десятилетие (в 2013-ом году) группа масштабно отметила концертом ни где-нибудь, а в Кремлевском Дворце, а выходы новых альбомов сопровождаются концертами в Крокусе. Глубокую лирику питерской поэтессы можно разбирать на цитаты очень долго, но приведём ниже одну из них. Цитата: В своём творчестве я, как и многие, пытаюсь решить для себя фундаментальные вопросы бытия. Я рассуждаю, пою, кричу об этом. Получается жгучая смесь депрессий и катарсисов. Линда Где играла: Конвой, Bloody Faeries, Линда Жанры: трип-хоп, трип-рок, нью-эйдж, экспериментальная музыка, этно-рок, фолк-рок, психоделический рок, инди-рок, арт-рок, альтернативный рок, гранж, постпанк, готик-рок Чем крута: Стала одной из самых загадочных певиц нашей рок-сцены. Родилась Светлана Гейман в небольшом городе Кентау в Казахстане, затем вместе с семьей переехала в Тольятти, а в 15 лет оказалась в Москве. Спустя три года начинается ее творческий пусть (первые шаги Линда делала в коллективе народного творчества), а после — поступила в Гнесинку. Ей удалось поработать со многими известными деятелями российской музыкальной индустрии тех лет, например, с Владимиром Матецким, Юрием Айзеншписом, Максимом Фадеевым. Необычный музыкальный стиль быстро помог певице стать замеченной, альбомы становились платиновыми (были проданы в количестве более 250 тыс.копий), альбом Ворона становится платиновым при статусе продаж в 1 250 000 копий, став третьим в России. Множественная смена образов от альбома к альбому, постоянные эксперименты со звучанием и внешностью, и наконец — успешное сотрудничество с лейблом Universal Music, принесшее ей большие концерты и выступления на фестивалях и даже выступила на разогреве у Moby в 2005-ом году. Часть музыкальной карьеры Линды связана с Грецией — именно оттуда родом Стефанос Корколис, греческий певец и композитор, с которым позже Линда связала себя узами брака, но спустя пару лет развелась. Певица продолжает творить, выпускать новые альбомы (её восьмой студийный альбом 2013-го ЛАЙ, @! даже был признан лучшим альбомом года по версии MusicBox), и продолжает творить и по сей день. Что же, кто знает, на сколько еще музыкальных экспериментов хватит ее таланта. Цитата: Образ рождается в момент, когда происходят роды, «роды-воды», поэтому образ закладывают родители. Потом по жизни ты можешь искать, примерять на себя и чувствовать всем своим внутренним состоянием, что тебе ближе, где тебе более комфортно и где есть те вещи, с которыми ты можешь расти дальше. В детском саду я хотела стать космонавтом, затем мне очень нравилось ловить рыбу, я всегда думала, что буду спасателем дельфинов. Жизнь была всегда непредсказуемая. Потом я очень увлекалась цирком. Плюс я родилась в этническом месте. Первые музыкальные ожоги я получила в четыре года, когда услышала этнические инструменты простых уличных музыкантов. Еще бабушка, которая меня воспитывала, которая очень многое мне в жизни дала, была очень творческим человеком, и у нее была сложная судьба. Вот это все наслаивалось годами и приобретало некий фундамент, который меня направлял. Это все составляющие, и это очень глобальный вопрос. Лусине Гевркян Где играла: Сфера Влияния, Traktor Bowling, Louna Жанры: альтернативный метал, альтернативный рок, ню-метал, панк-рок Чем крута: Лу считается одной из лучших альтернативных вокалисток нашей страны, что не раз подтверждалось и поклонниками, и премиями типа Чартовой Дюжины. Лусинэ с недавнего времени успешно совмещает и работу в двух проектах (Tracktor Bowling и Louna) с ролью жены (Лу замужем за Виталием Демиденко, бас-гитаристом «Тракторов» и Louna) и заботливой мамы, при этом активно выступающей со своими коллегами на множестве фестивалей, где они всегда желанные гости, работу над электрическим материалом и акустическим, благотворительность и съемки. Раньше, правда, Лу еще преподавала вокал, но при таком насыщенном графике пришлось от этого отказаться. По образованию — экономист. Для своих групп пишет часть материала самостоятельно — и тексты, и музыкальную составляющую песен. Является эндорсером микрофонов и систем ушного мониторинга Sennheiser, а также представителем синтезаторов бренда Roland в России (сама является пианисткой). Цитата: Ребят, рок-музыка… она правдивая, она честная, она порой агрессивная, она часто тяжелая, иногда даже тяжкая, энергичная, но она всегда против войны, против оружия, против насилия, против несправедливости, а воспевает любовь, честность, доброту, равенство и братство. Юлия Коган Где играла: Ленинград, сольный проект Жанры: поп, поп-рок, джаз Чем крута: Рыжая бестия Юля Коган стремительно ворвалась в музыкальную тусовку в 2007 году и за один день стала знаменитой. Ещё бы — коллектив Сергей Шнурова никогда никого не оставлял равнодушным, а с приходом Юли и вовсе открылось «второе дыхание» популярности группы. Прекрасная фигура, облако рыжих волос и песни, которые состоят в основном из мата (а как иначе, их же писал Шнур) сделали своё дело. Практически шесть лет Юля была «лицом» и голосом Ленинграда. В 2013 году она покинула группу и занялась сольной карьерой. На сегодняшний день певица выпустила свой дебютный альбом под названием «Огонь-баба». Имидж стервозной раскрепощённой красотки привлёк к себе телевизионщиков — на несколько сезонов Юля стала ведущей шоу #ЯПрава на канале Ю. Также певица записала несколько арий к мюзиклу ТОДД группы Король и Шут. Услышать её можно в песнях — «Машина смерти» и «Признание Ловетт». Юля по образованию актриса, заниматься классическим вокалом начала довольно поздно — в 16 лет. В группу Ленинград попала случайно — в питерской музыкальной тусовке все друг друга знают. В жизни Юля Коган мало чем похожа на свой сценически образ — спокойная и тихая, она замужем, воспитывает дочь Лизу и в качестве хобби играет в театре Антрепризы им. А. Миронова. Цитата: Несколько проблематично — уйти от образа, который у меня был в группе Ленинград. Это что-то сродни актерам, которые стали популярны благодаря одной роли. За нее приходится расплачиваться, далеко не вся аудитория готова увидеть во мне что-то иное. Я могу быть на сцене трогательной и нежной, а могу быть жесткой. И для этого мне не надо ругаться непотребными словами в микрофон. Немного переживаю за реакцию зала. Люди сейчас в неком замешательстве: они не знают, на какую Юлию Коган они идут. Не понимают, чего ожидать от меня. Но это своеобразный вызов, и это любопытно. Я хочу дойти до такого уровня восприятия моего сольного образа, чтобы лирические песни в моём исполнении были всецело понятны публике, пришедшей на концерт. Дарья Nookie Ставрович Где играла: СЛОТ, Нуки Жанры: альтернативный рок, ню-метал Чем крута: Дария Ставрович, или Nookie, вот уже много лет является женским «голосом» группы Слот. Даша родилась в Архангельской области, училась в Нижегородском музыкальном училище, а затем и в Москве. С детства увлекаясь творчеством, маленькая Даша сперва тяготела к рисованию, но затем её увлекла музыка. Попав, благодаря знакомым, в 20 лет в группу Слот, там и осталась — сегодня, вместе с Дашей, записано уже 7 альбомов, да и сложно представить на месте Нуки кого-то другого в этой группе. Певица также создала свой сольный проект Нуки, на его счету которого два релиза. Цитата: Я попала в Слот по счастливой случайности. Мы делаем современную музыку для молодежи и для всех, кто молод сердцем. Своим творчеством мы пытаемся выразить свое восприятие мира, показать, как в нем все взаимосвязано. Мы не говорим: «Подруга, посмотри на меня, делай как я…» Мы говорим: «Если ты делаешь так, то будет вот так, а там сам разберешься». Моя мама следит за нашими выступлениями на ТВ. Иногда звонит, ругает за сленг, который я использую в своей речи. Родители знают наше творчество, но не всегда его понимают. Наверное, из-за возрастного барьера. Жанна Агузарова Где играла: Браво Жанры: рок, поп-рок, бит, глэм-рок, рокабилли Псевдонимы: Иванна Андерс, Найнтин Найнтис Чем крута: Имя Жанны Агузаровой всегда ассоциируется с эпатажем, космосом и прекрасным пронизывающим голосом. И конечно же, с группой Браво. Несмотря на то, что Агузарова в последнее время не очень частый гость на публике, она все равно остается популярна, а песни в ее исполнении знает почти каждый. В 1983 присоединилась к группе Браво (тогда ещё Постскриптум). В 1988 Агузарова покинула группу, занявшись сольной карьерой. С 1991 по 1996 жила в Америке и об этом периоде очень мало известно. Это женщина без возраста и вне времени, она как пришелец из космоса, мы не знаем о ней на сто процентов точно ничего: даже дата и место рождения окружены тайной. Да и что можно сказать о человеке, который, приехав в Москву, некоторое время жил с поддельным паспортом, и только лишь потому, что у Жанны не было собственного. Взяв чужой паспорт и исправив имя с «Иван» на «Иванна», Жанна Хасановна выдавала себя за дочь дипломатов Иванну (позже — Ивонна) Андерс, за что впоследствии поплатилась сначала задержанием, а затем и принудительными работами. Певица совершила в свое время настоящую революцию на музыкальной сцене: ее эпатажный стиль в одежде, фантастические наряды, эксцентричные прически и цвет волос, а также непредсказуемое поведение на сцене и в интервью оставили свой отпечаток на музыкальной культуре страны. В общении с прессой Жанна часто говорила о своей связи с марсианами, теперь когда ее след в музыке теряется, поклонники верят, что она улетела домой. Цитата: В искусстве нет старого — есть сущее Счастье везде, оно вокруг нас. Говорят, там хорошо, где нас нет, так это неправда: там хорошо, где мы есть
мореходец: Спасибо за статью.
black: Гречка - очень плохо. ужасные голос и внешность . воспринимать сложно - петь не умеет , тексты не убеждают , ну и очень некрасивая . Монеточка - отличные тексты ! нормально выглядит в отличие от гречки. но голос - омерзительный . вокальный тембр тот же инструмент . если он приятен , можно петь всякую чушь - пример : Жанна Агузарова . удачи обеим На официальных страницах Земфиры в социальных сетях ВКонтакте и Facebook появился пост, в котором певица негативно отзывается о Монеточке и Гречке. И если в Гречке ей не нравится всё, то Монеточке певица даёт хоть какой-то шанс, хваля тексты её песен и сносную внешность.
мореходец: Да они все трое некрасивые и с омерзительным голосом. Пусть не ссорятся
black: мореходец а мне монеточка зашла, да и у земфиры первые альбомы хороши а вот с гречкой беда, я с талгатовной соглашусь- неслушабельна
black: Илья Кормильцев: последнее интервью Илья Кормильцев. Апрель 2006 г.Как-то, отвечая на вопрос очень близкого мне человека, какие книги повлияли на меня больше всего, я сказал, что к книгам обязательно надо присовокупить два музыкальных альбома — «Opium» «Агаты Кристи» и «15» «Урфин Джюса». Название «Агата Кристи» было известно, а вот «Урфин Джюс» — вызвало недоумение и нуждалось в пояснении. Поэтому буквально на днях — 2 февраля — я подарил альбом «15» тому, кто задал мне этот вопрос. «Урфин Джюс» впервые я услышал в феврале 1984 года. Сегодня вряд ли его музыка и тексты произведут какое-то особое впечатление на кого-либо. Но тогда… 1984 год — был апофеозом маразма коммунистической системы. Рок-музыка была практически под запретом. По радио и телевидению транслировалась бодрая попсовая комсомольская блевотина. Официальной «подпольной» рок-группой была «Машина Времени», которая не сильно отличалась от комсомольской попсы. Но московская молодёжь её слушала, переписывая друг у друга кассеты. Альтернативой «Машине Времени» было депрессивное «Воскресение». Молодые интеля из «золотой молодёжи» слушали питерский «Аквариум». Так обстояло дело с музыкой в 1984 году. И вот как-то в гостях я услышал тяжёлые рифы, под которые почти детский голос выводил: «Не делай того, что не делал никто. Кто может представить последствия, если нарушится равновесие между горящим тобой и окружающей холодной средой». И музыка, и аранжировка, и — главное — слова, были совершенно непохожи на всё, что я слышал до этого. В стране, где почти с каждого дома радостно улыбались дебильного вида доярки и рабочие, славящие счастье коммунистического труда, слова «настало пять часов — куда ты так спешишь? Спешишь домой прийти и шторы опустить. Среди плакатов ты забудешь то, что дни — слились в огромный день с восьми и до пяти» воспринимались как ужасная крамола и вызов Системе. Мы сразу решили, что «Урфин Джюс» — это самая что ни на есть антисоветская группа из всего, что только тогда было в СССР антисоветского. И уж само собой, главным врагом Системы и антисоветчиком из антисоветчиков в нашем представлении был неизвестный нам Илья Кормильцев — автор всех текстов этой группы. «С такой же, как сам ты, на краю стены — всего в сантиметре от гибели верной — ты даже об этом не думал наверно, ты — человек наподобие ветра… Капканы обманов, ловушки соблазнов, всё ставят и ставят напрасно, напрасно. Ты видишь насквозь уловки и петли, через них пролетая наподобие ветра…» Его тексты были непонятны, но будоражили фантазию. Это был словно глоток чистого воздуха в удушливой атмосфере гниющего трупа СССР, которым правил сам похожий на труп К.У. Черненко. К концу 1984 года Черненко приказал разобраться с рок-музыкой. Одной из первых под удар попал «Урфин Джюс». Чтобы не выставляли советских людей серыми мышами: «За что, зачем, что я такого натворил? Я тихо жил и лишнего не говорил». В самом деле, как можно было петь про коммунистический рай такое: «Серое небо висит над душой. Скрип тормозов на сырой мостовой. Холодно в комнате, ты не встаёшь. И утро лежит, как наточенный нож… Серое небо и серая грязь — серых предметов взаимосвязь. Я вижу кругом только серую грязь». Осенью 1984 года я ушёл в армию. Москва этой осенью представляла из себя памятник коммунистическому маразму — повсюду линялые красные транспаранты «Слава КПСС» и гайки коммунистической пропаганды, закрученные до предела. Вернулся в 1986 я фактически в другой город. В 1987 году на сцену вырвался свердловский «Наутилус Помпилиус». В текстах песен я уловил что-то знакомое. Ба! Да ведь это снова Илья Кормильцев! В конце 1980-х я часто ездил в Томск. Там, в студенческих общежитиях, крутились плёнки, которые не слушали в Москве, в том числе записи Насти Полевой. И вновь с удивлением я узнал, что автор песен Илья Кормильцев. Ближе к 1990-м музыка ушла куда-то на задний план, меня захватила политика. Вновь Илья Кормильцев в моей жизни всплыл уже в 2005 году. В каком-то разговоре, обсуждая книгу «Скины: Русь пробуждается», я поинтересовался у Дмитрия Нестерова об издательстве, которое рискнуло выпустить такую книгу. «Ультра-Культура», — ответил Нестеров. И упомянул директора издательства — Кормильцева. Я насторожился — уж не тот ли это Кормильцев, который имеет отношение к «Урфин Джюсу»? «Тот», — подтвердил Нестеров. Вот так и пересеклась моя дорога с дорогой Ильи Кормильцев, с которым я хотел познакомиться ещё с 1984 года. Дмитрий Нестеров познакомил нас. Кормильцев сказал, что периодически читает сайт НСО-Корпус, весьма позитивно отозвавшись о представленной на сайте информации. Я сделал ответный комплимент, сказав, что являюсь поклонником его таланта ещё с 1984 года. Потом мы встречались ещё несколько раз, поскольку в издательстве «Ультра-культура» готовился к выходу сборник стихов русских поэтов фашистского и национал-социалистического толка «Правый Марш». И мы втроём: Кормильцев, Нестеров и я обсуждали проекты презентации этой книги. Мне пришла в голову мысль: а почему бы не взять интервью у Кормильцева для нашего сайта. К моему удивлению он отнёсся к этой идее очень позитивно. Мы говорили долго. Собственно, это было не столько интервью, сколько разговор о том, что было интересно мне и ему. О музыке мы почти не говорили — ни меня, ни его в 2006 году (когда я брал интервью) музыка, как таковая, уже не интересовала. Интервью я планировал увязать с общей программой раскрутки сборника «Правый Марш», поэтому не публиковал. Но время шло, срок выхода сборника отодвигался с месяца на меся. Насколько я понял. были какие-то проблемы с владельцами издательства, поскольку сборник получился просто зубодробильный. У издательства и так были проблемы, а ещё обвинения в пропаганде экстремизма. Словом, сборник так и не вышел… Илья Кормильцев умер воскресным утром 4 февраля 2007 года от раковой опухоли. Она его встретила. Он предсказал эту смерть в апреле 1982 года. После смерти Кормильцева у нас — у меня и Дмитрия Нестерова — остались запись его интервью, во время которого присутствовал и Дмитрий Нестеров, а также PDF-файл с готовой вёрсткой сборника «Правый марш». Издательство «Ультра-культура», которое собиралось выпустить сборник, прекратило своё существование практически одновременно с Ильей Кормильцевым. Посовещавшись с Нестеровым, мы решили опубликовать и интервью, и сборник. Причём, я решил опубликовать почти весь наш разговор (за исключением мелких деталей, не имеющих публичного интереса). Поэтому текст интервью может показаться «не приглаженным». Увы, мне уже некому дать его на согласование. Илья Кормильцев был человеком неординарным и, разумеется, не укладывался в схемы «ты за патриотов, али за жидов» или «ты за коммунистов али за большевиков». Предвижу, что публикация этого интервью вызовет многочисленные недоброжелательные комментарии. Но, в конце концов, именно под его песни закончилась целая эпоха в жизни русского народа. И несмотря на то, что некоторые положения его жизненной философии для меня неприемлемы, мне он всегда был интересен. Я могу сравнить Кормильцева только с Сергеем Курёхиным, умершим в 1996 году. Оба этих человека играли только по своим правилам и «баловались экстремизмом». Со смертью Курёхина фашизм для меня перестал быть весёлой игрой. Смерть Кормильцева поставила точку в истории целой эпохи. Мне грустно, что он ушёл так скоропостижно. Но, с другой стороны, поэт не должен доживать до старости. А если поэт начинает заниматься политикой, то ни по каким законам жанра он долго прожить не может. Первый вопрос быть может несколько неожиданный: если бы у Вас была возможность уничтожить эту цивилизацию, воспользовались бы Вы такой возможностью? Илья Кормильцев: Давайте сперва определимся с термином «цивилизация». Что это такое? Это биологические существа или система отношений, которая между ними существует? Ну для Вас «цивилизация» — это что? Для меня цивилизация — это всё таки система отношений. Я не думаю, что человеческий род в целом составляет собой единую цивилизацию. Цивилизация — это последовательность сменяющих другу друга крупных взаимоотношений между людьми, которые существуют на более длительном отрезке времени, чем то, что мы называем какими-то политическими или социальными формациями. Потом слово «цивилизация» имеет двоякое применение. Говорят о цивилизации в отношении какой-то нации или группы наций, или расы — система их отношений. Например, говорят: Китайская цивилизация, Индийская цивилизация. Но также говорят о цивилизации, как эпохе, например «цивилизация Средних веков». Поэтому термин очень многозначный. Поэтому термин «цивилизация» нуждается конечно в конкретизации. Ну хорошо. Допустим, мы говорим о либеральной западной цивилизации. Если говорить о том, что сейчас называют либеральной западной цивилизацией, то лично у меня главная к ней претензия — это то, что она не либеральная, в том смысле, как это понимали классические либералы. В этом смысле мне бы очень хотелось, чтобы всем стала ясна ложь, заложенная в её названии. Для начала. Это, между прочим, уже шаг к её уничтожению, для чего не нужно располагать никакими фантастическими силами. Безусловно, сложившаяся система отношений, которая навязывается как универсальная и которая имеет совершенно чёткие и понятные центры навязывания, чётко обозначенную политику навязывания и чётко обозначенные собственные задачи — это опасное явление. И я бы его, наверное, уничтожил. Если допустить, что я располагаю неким демиургическим всемогуществом, то я бы уничтожал её, как уничтожает врач онколог раковую опухоль, метастазы. Я бы очень тщательно выбирал, где бы провести линию разреза, чтобы не задеть здоровые ткани. Для меня современное развитие т.н. «либерального западного проекта» подобно злокачественному заболеванию. То есть некоторая совокупность внутренне здоровых идей, которые формулировались в XVII, XVIII веках, и которые парадоксальным образом породили как эту т.н. либеральную цивилизацию, так и её самых яростных противников, как справа, так и слева. Все они выросли из одного корня. Из корня постановки вопроса по отношению к той традиции в контексте средневековой северной европейской культуры. Там, безусловно, было много здоровых идей, которые нужно чётко отделить от их практического воплощения, от их интерпретации и их манипуляции, произошедшей в более позднее время. Но сам этот нарост в виде современного либерализма, я бы конечно уничтожил без малейшего сожаления и совершенно беспощадно. При этом, если мы говорим, что цивилизация — это есть отношения, то есть и носители этих отношений. Есть люди, которые практически неисправимы, с ними разговаривать практически бесполезно. Следовательно при подобной хирургической операции мне пришлось бы пожертвовать ими. Это бесспорно. На Ваш взгляд, Третий Рейх был апофеозом западной цивилизации или же это был проект, направленный на её уничтожение? Сам по себе Третий Рейх был сложным проектом, внутри которого было несколько течений. Мы помним, что ранние истоки носили ярко выраженный традиционалистский характер и они развились в то, что в современной Европе называют новыми правыми — их традиционалистскую линию, которая идёт через Генона, Эволу и т.д. В нём был очень сильный момент связанный с национал-социалистическим дискурсом, связанного с определёнными версиями левых традиций. То есть это было комплексное явление. Когда говорят об идеологии Третьего Рейха, то забывают вот о чём. Хотя сам Третий Рейх существовал всего 12 лет, но был длительный период подготовки к нему, который начался фактически в 70-е — 80-е годы XIX века при консолидации германской нации на почве Пруссии. Если рассмотреть Третий Рейх, как глобальную систему, не ограничиваясь временем политического существования, то она испытывала также очень сложную и разнообразную эволюцию. Это примерно также, как когда говорят об СССР, не замечают, что не было одного СССР, а было как минимум три СССР. Слово «советское» ничего не значит. Какое советское? Советское левых коммунистов или авангарда 20-х годов? Или советская брежневская эпоха 1970 — начала 1980-х? Это разные «советские». Также и Третий Рейх — в нём были заложены очень различные потенции, многие из которых продолжают достаточно активное существование в тех или иных дискурсах. Я считаю, что конечно же была реакция на первое проявление финансового неолиберализма, на первое проявление международного интернационального империализма, такого космополитического. Конечно, это была одна из первых ответных реакций, защитных по отношению к традиционной европейской северной культуре. И безусловно было очень много попыток спасти и отстоять от этой эрозии традиционные ценности. Но как это всегда бывает с активным проектом, в нём начинает что-то отбрасываться ради чего-то. В результате, мне кажется, трагедия Третьего Рейха заключается в том, что он позволил манипулировать собой. И в итоге сыграл на игру противопоставления двух мегапроектов: советского проекта и нацистского проекта. Проигрыш оказался в конечном итоге на руку тому самому мировому ростовщичеству, против которого первоначально германский национал-социализм и позиционировался. То есть в какой-то момент интенция была потеряна. Я думаю, что ловушка состояла в чересчур узкой и чересчур пристрастной интерпретации расовой гипотезы. То есть тогда, когда Третий Рейх потерял своё значение универсального проекта и начал восприниматься, как традиционный проект германского империализма, то в этот момент он потерял ту более широкую поддержку, на которую мог бы рассчитывать. Точно также как СССР, отказавшись от концепции интернационализма и обрушив свой удар по Коминтерну и по его работникам, подорвал свою репутацию, как международного интернационального проекта, проекта планетарного значения. В этот момент СССР оказался в позиции изолированного полюса силы. Хотя в 1960-е и 1970-е годы предпринимались попытки восстановить интернационалистическое значение. В результате замкнувшись на ценности традиционно национальной вопреки ценностям более универсальным, оба проекта стали жертвами манипуляторов, которые смогли столкнуть оба проекта лбом. Выигрыш от этого получила формально Америка на традиционно национально-геополитическом уровне анализа, а реально — тот самый неолиберальный проект, который получил вместо двух противников, бывших в начале, только одного противника, т.е. упростил для себя ситуацию. А затем уже начал подрывать оставшегося противника всеми своими силами. Мне кажется, вот здесь была беда и здесь закончился универсализм, который безусловно присутствовал у национал-социалистического проекта при его рождении. Но безусловно, Третий Рейх — это одна из самых ранних защитных реакций на то, с чем мы имеем дело сейчас в лице монополярного мира. Сейчас, судя по некоторым вашим интервью и публичным высказываниям, ситуация в России Вам активно не нравится. А был ли такой момент, после того как рухнул «Совок», когда Вы испытывали определённую радость по этому поводу? Активного торжества в стиле: «Ох, замечательно — мы победили!» я никогда не испытывал. В принципе ещё в середине Перестройки мы испытали большой шок, столкнувшись с политическим дискурсом, который начал формироваться в качестве одних из эксплуатируемых символов рок-движения, которое начало активно эксплуатироваться именно в духе либерального контекста. Для нас это было, честно, некоторой человеческой неожиданностью. Когда мы вырвались в столицу и вдруг поняли, что нас рисуют совсем не те люди, с которыми хотелось бы, условно говоря, дружить. То есть конечно никакого такого торжества не было. Конечно была радость по поводу падения наиболее противных элементов позднего брежневизма, которые были откровенно фальшивы, прогнили изнутри, которые уже никуда не годились, в которые никто не верил, в том числе и те, кто работал на защиту этой части позднесоветского ханжества. Но какого-то особого торжества, ещё раз скажу, никогда я не испытывал. Считали ли Вы себя в 1980-х революционером и считаете ли сейчас? Слово-то какое… Я считаю себя человеком, у которого есть активная позиция. При определённых стечениях исторических обстоятельств эта позиция может стать революционной. Но, конечно, профессиональным революционером я себя не считаю. Я, всё-таки, художник по преимуществу, издатель, поэт, публицист. Но какую точно я позицию никогда не разделял — это позицию так сказать «революциофобов», которые говорят, что при любой ситуации лучше спокойствие… Существует огромное количество ситуаций, при которых компромисс — это плохо, компромисс — это невозможно, компромисс — это поражение. И тогда революция остаётся единственным выходом. И мне кажется, что любой интеллектуально активный человек, у которого своя метафизическая позиция, свои жёсткие требования, своё чёрное и белое, своё добро и зло, свой Бог и Дьявол — он не может сказать вслух, что революция в любом случае — это плохо и он на неё не согласен. Мне кажется, что боязнь революции присуща тем людям, у которых нет чёткой метафизической позиции, которые заботятся прежде всего о своей собственной биосохранности. Ну то есть то, что называется мещанин, обыватель. Есть такое понятие — «Система», которое многие используют, правда подчас вкладывая разный смысл. Но общее у всех: Система — это некоторое зло, которое всех «гнобит», с которым надо бороться. Система плоха, потому что она — Система. Вы используете этот термин? Если «да», то что для вас Система? Илья Кормильцев курит. Апрель 2006 г.Для меня Система — это, в первую очередь, некоторое отчуждение человека от политического процесса. Система — это некий механизм отчуждения от принятия решений всех тех людей, которые хотели бы принимать в этом участие. Все эти разговоры о демократии фальшивы уже потому, что демократия не может принадлежать всем. Уже с момента зарождения в античном мире, демократия опиралась на определённый ценз допуска. Этим цензом очень часто злоупотребляли определённый касты или властные группы, которые делали, например, принадлежность по праву рождения единственным основанием. Ротация элит необходима — противное вредно для самих элит. Но в любом случае, есть активные участники, которые хотят решать — они должны быть допущены. А есть, грубо говоря, быдло, которому всё равно и вовлекать его не надо, потому что у него нет собственного мнения. При демократии этот процесс становится объектом манипуляции. Сегодня мы видим болезнь всех демократий, полный крах современной электоральной системы. Система — это нечто, на основании формальных критериев, не обоснованных философски или религиозно, присваивающее себе эксклюзивное право отчуждение всех прочих субъектов от политического процесса. В этом смысле самые совершенные Системы — это системы конспиративного толка, закрытые системы, которые настолько не заинтересованы в участии посторонних, что даже никак не оформляют себя во внешнем плане. Например, одно дело, скажем, в феодальной системе класс аристократов, который себя активно наглядно манифестирует — «именно потому, что мы благородное по рождению, мы будем всё решать». В этой ситуации имеется возможность полемики, когда, например, появляется какое-то третье сословие, задающее вопрос: «Почему это вы будете всё решать? Вы ничего не умеете, кроме как на балу плясать, да на лошадях скакать. А мы строим фабрики и заводы, накапливаем капиталы, открываем другие страны. Почему мы не должны участвовать в решении вопросов?» Сейчас, что страшно, всё больше и больше усиливается процесс, когда элиты прибегают к способам власти скрытой — крипторитм. То, что мы видим на примере нынешнего либерального мира — это давно не государственное правительство и даже не международные организации. Сейчас подчас всё решают люди, которых никто не избирал, никто не назначал, да чаще всего и даже просто никто не знает. Ну например, со дня учреждения в 1927 году ни разу не публиковался состав акционеров Федерального резервного банка США, который является частным предприятием. А ведь эти люди решают, сколько будет ещё напечатано долларов, то есть активно влияют на мировую политику. И эта схема становится всё более используемой в рамках либерального проекта. Этот термин вообще насквозь фальшив, поскольку реально направлен не на максимальный, а наоборот, минимальный допуск извне участников принятия решений, вопреки всем традиционно существовавшим интерпретациям слова «либерализм». И, кстати, как сказано в одной книжке, которую мы скоро выпустим — совершенно не важно, являются ли «Протоколы Сионских мудрецов» подлинным документом или это фальшивка, сфабрикованная царской охранкой, подлинность «Протоколов» уже неважна потому, что мировые элиты действуют в точном соответствии с этими «протоколами» (смеётся — прим. ред.). Система — это в той или иной степени заговор, если мы понимаем под заговором соглашение о недопущении в этот закрытый круг лиц. Вы себя к какому лагерю относите: либерал, левый, традиционалист? Самыми притягательными для меня идеями организации — хотя я понимаю их малую реализуемость в современном мире — являются идеи раннего американского индивидуалистического либерализма, предшествующего непосредственно американской революции. Это идея о том, что группа свободных граждан, свободно собравшаяся на свободной территории, полномочна сама вырабатывать законы, по которым им надлежит жить. Другое дело, что я считаю эти идеи нежизнеспособными в современных условиях — экономических, социальных. После краха идеи о лёгком и быстром завоевании Космоса, эта идея о возможности самоорганизации групп на свободных территориях, выглядит утопичной в силу отсутствия свободных территорий. Поэтому для меня это — утопическая мечта. Утопия о том, что могут существовать какие-то общины, которые решают всё сами при минимальном вмешательстве манипулятивного отчуждающего постороннего к их нуждам потенциально конспирологического государства, которое находится во власти какой-то узурпирующей группировки — хорошо если явной, а ещё хуже, если криптоэлиты. У меня всегда было тяготение к этому дискурсу, хотя у меня сложная этическая философия, на формирование которой влияло и радикальное христианство, а частично и левый дискурс — макрсистский. Я затрудняюсь с точным самопозиционированием. Я предпочитаю жить в ожидании появления идеологии, которая меня полностью удовлетворит. Но я считаю, что традиционные политические дискурсы в определённой степени исчерпаны. Требуется их радикальное переосмысление, чтобы мы смогли заговорить на языке нового времени. Требуется синтез всего положительного, что было в этих дискурсах, чтобы дать новый источник сопротивления внутри человечества в целом и внутри отдельных его частей. Сейчас мы живём в эпоху кризиса глобальных задач. Нынешние традиционалистские задачи оборачиваются формой, что мы видим постоянно. Если мы берём религиозный традиционализм и фундаментализм, если мы берём политический фундаментализм левый, или правый — они все немного грешат пороком возвращения в прошлое в таком стиле: когда-то было «зашебись хорошо», и туда надо вернуться, чтобы вернуть это «зашебись хорошо», стереть всё то историческое время, которое прошло между «сейчас» и «золотым веком» и т.п. Все они очень часто грешат ретроспекцией. Мне кажется, что когда человечество заходит в кризисную ситуацию, то вектор прорыва должен быть направлен вперёд — не ретроспективный, а футурологический исход. Это должен быть модернизующий проект, даже если он отчасти использует исторические прецеденты и элементы «золотого века», но всё равно должен понимать, что эти модели «золотого века» в новых условиях должны быть отстроены по новому. Хорошо Лимонов, кстати, когда-то в одной из ранних «Лимонок» написал, про Васильева кажется, который где-то, отвечая на вопрос «что его сделало националистом» ностальгически вспоминал, как когда-то в деревне у своей бабушки кушал мурцовку, которую та делала. Мурцовка? А что это такое? Видимо разновидность толокна или чего-то в этом роде. Так вот, Лимонов писал, что революцию можно по разному делать: можно на баррикадах драться, а можно мурцовку хряпать. К сожалению, подавляющее большинство русских национал-патриотических движений, на мой взгляд, сегодня сильно страдают «мурцовкой». С православными национал-патриотами вообще всё понятно — батюшку-царя им подавай с хоругвями и всем соответствующим комплектом попов, который к этим хоругвям полагается. С патриотами коммунистическими тоже всё понятно. В этом смысле мне симпатична яркая лимоновская линия «другой России» и других русских, которая, конечно, весьма путанная и политически частично бредовая и нереализуемая, но нравится сама интонация, что нужно всё зачистить и построить на этом месте новое, что старые попытки самоидентификации — они никуда не годятся, потому что их уже пробовали и они кончились известно чем. Сама интонация на построение чего-то нового, а не реставрацию какого-то былинного Китеж-града — очень правильная. В моём сознании огромное количество национальных движений, составляющих национального процесса вызывает резкое отторжение — вплоть до неосторожных фраз, которые были интерпретированы, как русофобские (речь идёт о известном высказывании Кормильцева в LiveJournal.com, в котором он пожелал побыстрее сдохнуть всем «профессиональным русским» — прим. ред.). Все цитируют эту фразу, но никто не приводит бородинскую фразу, на которую я, собственно говоря, и ответил. А фраза была такая: «В начале должна идти идентификация — русский, а уж потом всё остальное — либерал, коммунист и прочее». На это я ответил, что термин «русский» вообще не имеет право на политическое бытование, потому что это попытка манипуляции популярным среди многих людей термином. «Эти русские» связаны со всем комплексом русофобских представлений — вся та «Россия, которую мы потеряли», якобы — к сожалению мы её ещё не потеряли, она по прежнему с нами. Всё хорошее из неё убрали, а всё плохое осталось с нами. И никто его пока не терял, к сожалению. Вот эта постоянная направленность куда-то в прошлое и, самое главное, непонимание того, что любой реальный успешный проект сегодня, в эпоху глобализации, должен, даже если он национально сформулирован в своей основе, носить глобалистический вектор. Он не должен быть изоляционистским. Любой изоляционистский проект в этом смысле — это сразу превращение из субъекта истории в объект истории. То же самое, кстати, не понимают наши исламофилы, когда начинают кричать: «Вот аятоллы, они молодцы, они против Соединённых Штатов». И что? Соединённый Штаты рады, что есть аятоллы, а аятоллы рады, что есть Соединённые Штаты. Как они дружно действовали в процессе о карикатурах? Фактически на один голос. Всем было удобно. И когда эти исламские проекты изоляционистские защищают свой изоляционизм, то они конечно правильно делают — они владеют нефтью и неслабо с неё имеют. Да, но суть рассуждений некоторых патриотов у нас тоже, собственно, сводится к этому: мы имеем нефть и надо просто сделать так, чтобы каждому гражданину России от продажи этой нефти что-то капало. И тогда всё будет хорошо. Давайте определимся. Есть такие патриоты-державники, которые державу трактуют не как-то абстрактно, а конкретно имеют в виду нынешнее государство. Я что-то ни раз не слышал, чтобы из их рядов раздавались голоса о том, чтобы сюда что-то «закапало». Наоборот. Я думаю, они выполняют некий заказ. Кого Вы к этим патриотом относите? Если говорить про популярных интернетовских персонажей, то это всякие Кашины, Паркеры. Причём они, кажется, искренне считают, что все люди живут хорошо — не только они. Их как не почитаешь — кругом именины сердца. Но на самом деле мы имеем дело не с каким-то патриотическим и национальным правительством. Мы имеем дело с шайкой-лейкой, которая изображает из себя всё что угодно — «хряпает мурцовку» и готова креститься или там поднимать чёрно-бело-золотистый триколор или красное знамя с серпом и молотом. Главное для них — что хозяин скажет, его интересы всегда первые. А хозяин не здесь — это совершенно очевидно. Всё остальное для отвода глаз. Илья Кормильцев и Дмитрий Румянцев - в профиль. Апрель 2006 г. В начале апреля (2006 г. — прим. ред.) состоялась презентация очередного антифашистского проекта — «Интернационал». Я не совсем понял, Вы подписали его? Нет, я ничего не подписывал в этом проекте. Я пришёл туда, потому что мне было интересно посмотреть на этот зверинец. Кроме того, я распространил там свой параллельный документ, который никто из журналистов не опубликовал. В документе я вынес следующее предложение: давайте будем рассматривать этот «Интернационал», как некую согласительную комиссию, которая будет определять политическое поле. Я привёл список организаций, которые злоупотребляют словами «фашизм», «ксенофобия», чтобы мочить своих политических противников. Я вывесил этот список в Интернете, а через неделю включил в этот список и сам «Интернационал».
black: На Ваш взгляд — откуда берётся антифашизм в том ключе, как его позиционирует тот же «Интернационал»? То есть постоянные стенания о росте русских якобы экстремистских организаций и полное закрытие глаз на то, что ещё быстрее идёт рост этнических мафий и притеснение русских потому, что они русские? Я считаю, что это одно из продолжений и воплощений сурковской доктрины об управляемой демократии. То есть в определённой степени по этой концепции необходимо следить и за теми, и за другими. В одном случае используется традиционный дискурс либеральных неправительственных некоммерческих общественных еврейских правозащитных организаций, которые пользуются такой речёвкой с самого начала своего существования, всюду видя фашистов, нацистов, ксенофобов, антисемитов. Этот дискурс используется для провоцирования антифашистской составляющей. С другой стороны используется богатое национал-патриотическое поле, среди которого всегда есть манипулируемые люди, а то и провокаторы, которые находятся на полном содержании. И растравливание этого противоречия, по мнению манипуляторов, должно отвлечь внимание от самого Центра, от самих кремлёвцев и готовящегося проекта-2007. То есть погрузить общество в этот конфликт, который не является естественным. Но под ним лежат реальные проблемы массовой миграции, изменения национального состава, разрушения социальных структур, особенно в провинции. Идея состоит в том, чтобы сделать этот дискурс самым важным и убрать из него все экономические и властные коннотации, свести его исключительно к конфликту «дремучих национализмов». Построить всех таким образом, потом отодрать — возможно и до крови, до большой крови, а в этой воде ловить свою рыбку. И на волне растущего страха эскалации этого конфликта себя ещё раз продать, как власть порядка. Согласно всем социоопросам, не менее 70% граждан России поддерживают лозунг «Россия — для русских», который — давайте не будем ханжами — является упрощённым фашистским лозунгом. За тем, что власть называет фашизмом, стоит некая биомасса — огромное количество людей, которые именно так интерпретируют ситуацию, именно так её видят. Именно также власть позиционирует антифашизм, за которым стоит гораздо меньше людей, но гораздо больше денег. В результате у власти возникает представление, что это можно уравновесить. Некий паритет? Да, некий паритет. С одной стороны немного людей, но большой приток денег — как иностранных, так и внутренних ресурсов. С другой стороны — мало денег, но большое количество людей, которым даются простые и всем понятные лозунги. И надежда, стало быть, на то, что пока между ними идёт драка, то есть этот паритет сохраняется, власть будет в относительной безопасности. Если же кто-то в этой ситуации излишне вылезет, то «мы как надули, так и сдуем». Случай с Рогозиным очень показателен — это такой примерный урок для всех (для Рогозина — в первую очередь. Урок он, судя по всему усвоил, и его снова немного «подкачали» — прим. 2007 года, Д.Р.) Но власть постоянно переоценивает свои силы и возможности, считая, что может безнаказанно кататься на тигре. Например, некоторое время назад власть создала фантом «оранжевой угрозы», чтобы бороться с ней и отпиливать кусками бюджет. Никакой «оранжевой угрозы» не было, но в результате действия власти по борьбе с ней, в результате эскалации «борьбы», эта угроза появилась, теперь она есть. Такие манипуляции смертельно опасны для любого серьёзного политика. Но дело в том, что наши политики не являются серьёзными политиками — они дельцы, а не политики. Все их проекты рассчитаны на очень малый временной промежуток, потому что все они нацелены на то, чтобы хапнуть денег и спрятаться. Никто не думает, что будет со страной даже через 20 лет. Им это вообще не интересно. Им интересно, что будет с ними через три года. Где они окажутся? Какие будут у них будут политические и юридические гарантии, гарантии их капиталам? Только в такой плоскости они и рассуждают. Поэтому у них игры такие, которые для серьёзного политика были бы фатальными. То есть с одной стороны делаются громкие заявления о Великой России, а с другой — открываются нараспашку двери для дешёвой рабочей силы и становится понятно, какие слова для кухонь, а какие слова для улиц, если выражаться моими собственными стихами (смеётся — прим. ред.). Только в обратном уже понятии. То есть кухни здесь оказываются — это не кухни интеллигентов 80-х, а кремлёвская кухня на Рублёвке. Два дискурса — один настоящий, за который они готовы головы отрывать и убивать, а другой — символический, который ими рассматривается, как способ управления народонаселением. Другой вопрос: может ли эта верёвочка виться бесконечно? Это большой вопрос. Сколько эта система сдержек, противовесов и манипуляций ещё может работать? Мне кажется, конец уже виден. Почему? Интересный момент, что ответ на него лежит не в России. Может быть и в России она не будет виться бесконечно, но факт, что Россия настолько сильно включена в глобальную систему отношений, что… Ведь эти люди, которые правят Россией — это же молодняк эпохи Перестройки. Для них всё просто: вот есть Россия — мерзкая и убогая, где можно делать хорошие деньги, а вот Запад, который «нам поможет». Но ведь на самом деле этой системы уже нет. Мир начинает расшатываться, несмотря на все усилия неолиберальных моголов и бонз. И очень скоро им будет очень трудно найти на планете Земля безопасный уголок. Правда, тут уже вступает в действие крупнокалиберная версия теории заговоров о том, что может быть они и жить-то не собираются на этой планете. Но так далеко мы заходить не будем (дружный смех Кормильцева и Румянцева — прим. ред.). В этой связи любопытна появляющаяся информация о проектах создания полностью автономных океанских суперлайнеров — таких плавающих островов, как в романе Жюль Верна. И океанских суперлайнеров… И, судя по всему, мировая криптоэлита будет сейчас всё больше вкладываться в создание т.н. несмертельного оружия, в разработки новых способов контроля за сознанием и пр. Они будут искать — спасения. Спасения они будут искать для себя и территорию защиты. Причём наши-то пока ещё находятся на периферии этого процесса, потому что пока верят в традиционные ценности — украл и убежал в Швейцарию, или в Уругвай, или не знаю куда. А на Западе уже понимают, что это не совсем так и ищут каких-то альтернативных способов контроля за ситуацией, потому что традиционные методы геополитики перестают действовать. Потому что, знаете, я в одной статье довольно цинично написал парафраз на известное «Можно ли после Освенцима писать стихи?». Я написал: «Можно ли после Беслана захватывать детей в заложники? Нельзя! Потому что надо придумать что-то покруче». Вот и здесь примерно такая логика. Самая большая опасность для человечества сегодня исходит от поиска новых попыток контролировать, создавая всё более и более могущественного врага. Традиционная логика биоманипуляции до сих пор строилась на том, что должен быть могущественный враг, который для всех однозначно хуже, чем тот Status Quo, который уже существует. Так, на Западе всю эпоху Холодной войны разрабатывался образ советского коммунистического лагеря. После того, как он исчез, такой же образ стал срочно лепиться из мирового Ислама. Мировой Ислам радостно, в лице определённых своих властных структур, подыграл этому, решив, что Совку ведь неплохо в общем-то жилось, пока он противопоставлял себя Америке, так может им тоже будет неплохо постоянно противостоять Америке. Но опасность в том — вот как в примере про Беслан — враг должен быть каждый раз всё круче. Если у Совка была атомная бомба, то неизбежно у Ислама она должна быть, иначе что же это за враг, которого можно убить щелчком пальца. А следующий враг должен быть ещё круче. Таким образом, вся эта манипуляция напоминает игру в покер, когда при блефе ставки всё время увеличиваются и увеличиваются. Наиболее умные из мировых хозяев начинают понимать, что игру можно разогреть до такой степени, что и сам не уцелеешь, поэтому активно ищут новые способы контроля. Я думаю, что большая доля тех безумных денег, которая выкачивается через мировую спекулятивную систему быстрого движения капитала, она на самом деле направляет именно на эти цели. Давайте от политики перейдём к культуре. Вернее, к Ультра-культуре. Почему — Ультра-культура? На мой взгляд, большинство из того, что издаётся в вашем издательстве, скорее относится с тому, что называют «субкультура». Меня, как большого любителя античности и древних языков, интересует первичное значение слов. Первичное значение слова «ультра» — это не «чрезмерно», а — «за границей». Для меня «культура» — это отрицательное, в принципе, понятие. Культура — это пыльные музеи, дети скучающие на абонементе в филармонии; культура — это некое замещение реального процесса познания мира и сознания индивидуума, позиционирующего себя по отношению к этому миру, неким культурным ритуалом, который человек должен пройти чтобы сказать: «ну вот, теперь я культурный человек; вот это я знаю, вот это видел, это прочёл, то посмотрел, туда ходил» и т.п. Но на самом деле грош цена той культуре, которая не заставляет человека переоценивать себя, ставить метафизические задачи и действовать. Любые проекты радикального характера, — проект красный, или проект коричневый, проект зелёный, словом, любой — это всё выкидывается либеральным обществом за пределы культуры. Ультра — это то, что по ту сторону; это не то, что есть область нашего политкорректного консенсуса, в котором всё, что ставит серьёзные вопросы и апеллирует к серьёзному действию — к изменению, не важно в какую сторону — этого не должно существовать, потому что мы должны жить в мире тайного компромисса. То что подпитывает этот компромисс, называют культурой. То что не подписывается под этот компромисс, называется как угодно: маргиналами, фашистами, безумцами, диссидентами… Слов может быть, опять таки, тысяча, но определяют они всё то, что позиционирует точку зрения, с которой пока невозможно найти компромисс. Поэтому мы и отказываем всему, что называется культурой, и выходим за её пределы. Вот примерно такие основания скрываются за названием «Ультра-культура». То есть редакционная политика издательства заключается в том, чтобы публиковать тексты, которые лежат за пределами того, что сейчас носит название культура? Да, безусловно. Причём эта концепция, несмотря на всю глобализованность нашего мира — национально ориентирована. Потому что то, что называли бы ультра-культурой в США, не совсем совпало бы с тем, что мы называем ультра-культурой в России. Например, те же православные патриоты у нас — это не ультра-культура, это — культура. А вот «Скины: Русь пробуждается» — это ультра-культура, поскольку лежит за рамками допустимого консенсуса, в котором говорится: «У нас этого не должно быть». А, скажем, для Китая, даже либеральные тексты в новом смысле этого слова, какие-нибудь Фукуяма или Хантингтон, будут являться ультра-культурой, потому что там другой консенсус действует. А «Урфин Джюс» был ультра-культурой? По интентам — вряд ли. Мы вообще тогда не понимали, за что нас запрещали. Мы на полном серьёзе были уверены, что боремся с «негативными явлениями», как тогда говорилось. Мы пели про бездуховность, про фарцовщиков, про потребительство. Возвращаясь к издательству. Нас всё пытаются заклеймить — «левое издательство», «жёлтое издательство», «коричневое издательство» и т.д., заклеймить, чтобы затем манипулировать, как объектом. Но проблема в том, что старая идентичность разрушена и основным стимулом становится желание сохранить хоть какую-то идентичность вообще. Всё из-за этого катка универсальной культуры, универсального подхода, универсальных ценностей. Поэтому мы в той или иной степени солидарны со всеми, кто восстаёт против этого процесса. Главной опасностью является этот неолиберальный проект, нивелирующий, космополитический, античеловеческий проект. Это потом уже можно будет разбираться в этом спектре недовольных, а пока ведь бессмысленно: «Фа ловят антифа — антифа ловят фа». Самое-то интересное, кто из них вдоль Рублёво-Успенского шоссе рискнёт пройти с факелами. Вот на этих я хотел бы посмотреть. А те, кто бьют морды друг другу… Если мы с вами говорили о Системе, то они как раз Системе и служат. Возникает тогда следующий вопрос. Культура в вашем понимании, да наверное и в моём — это сейчас фактически уже шоу-бизнес. Шоу-бизнес — это деньги. Соответственно у всего, что «за пределами» с деньгами туго. Издательство не слишком коммерчески успешное? Ну как сказать? Мы самовоспроизводящиеся. У нас задача заключается в том, чтобы иметь деньги на то, чтобы печатать новые книги и платить гонорары авторам. Мы не ставим задачи создания некоего капитала, который можно пустить в оборот. Мы ведь не собственники — мы все работники в этом издательстве. А у собственника какие-то свои комплексы, какое-то своё недовольство ситуацией, некий потенциал в нём, который заставляет давать его деньги. Можете назвать наиболее успешные книги издательства «Ультра-культура»? Наиболее успешная наша книга — мы это правда не афишируем — это «Чёрная медицина», которая уже приближается к стотысячному тиражу. Что в ней такого захватывающего? «Чёрная медицина» — это американский учебник о том, как выжить в городе, как правильно «розочку» сделать, как драться на улице, не владея специальными приёмами, что делать, когда тебя связанного загрузили в багажник и т.д. Это пользуется бешеным спросом. И, кстати, спрос этот показывает, насколько насилие аккумулировано и на самом деле никуда с 90-х годов не ушло. Путинская эпоха его просто закамуфлировала какими-то внешними брызгами золотого дождя. Какое-то количество людей отвлекли временно в консенсус частной жизни, но при этом мера их недовольства ситуацией осталась высока. Если в 90-х годах общество напоминало бомбу, то сейчас оно подобно мине, которую турецкие строители задекорировали с помощью евроремонта — ресторанов понастроили, торговых центров, а внутри осталось тоже самое — тикающий часовой механизм. После «Чёрной медицины» очень популярны тексты Лимонова, тексты Проханова, несколько переводных книг, «Скины…». Это я говорю о тех, которые пересекли десятитысячную границу, что считается по меркам нашей книготорговли уже успешной книгой. Большинство же книг у нас тиражами от трёх до пяти тысяч расходятся. Чем вы руководствовались, когда приняли решение издать сборник «Правый Марш», в котором собраны уже совершенно конкретные радикальные фашистские стихи? Это реальный поток реальной поэтической рефлексии, за которой стоит реальное отношение людей, некий дискурс, в котором очень много здравого, который имеет право на существование. Как бы он не был неудобен для определённых категорий общества — это не то, что можно скрывать. Мы против всякого сокрытия в рамках вышеозначенного компромисса. Прекрасные талантливые стихи — очень многие из них. Начиная от старых стихов ещё времён Гражданской войны и вплоть до новых авторов — это всё очень интересно. И если есть там конкретные призывы к насилию, то они в рамках этой поэтики. Потому что это поэтика непримиримости, поэтика конкретной политической, национальной и культурной позиции — она не может обходиться без этого. Ещё раз повторю: государство имеет право классифицировать, как призывы к насилию, только если я стою, скажем, на углу Тверской и Камергерского и призываю. Но в рамках определённого дискурса, даже если я говорю, что каких-то людей необходимо убить, я имею право на эту позицию. В противном случае человек превращается в кастрированное существо, дрессированную обезьянку, которой отрезали яйца. Ему вбили в голову: «так говорить нельзя, так поступать нельзя» и т.д. Я буду до конца отстаивать право человека выражать своё мнение, вплоть до выражения мнения, сводящегося к насильственному противостоянию идеям или каким-то группам лиц. Хорошо, право на призыв… Если рассмотреть процессы конца 80-х, которые в конечном итоге и разнесли государство на куски, то звукоряд этих процессов во многом состоял из двух групп: «Кино» и «Наутилус». То есть Вы, фактически, вооружили массы простыми и всем понятыми лозунгами-песнями. Как поэт, Вы не ощущаете свою ответственность за это? Ответственность за то, что некие несформулированные толпой идеи Вы перевели в разряд вполне понятных и вполне красивых текстов, и эти тексты спровоцировали дальнейшее действие. Или Вы считаете, что поэт стоит вообще вне какой-либо политической ответственности? «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся» — давно было сказано и Тютчев был в этом прав. Я не жалею обо всех этих стихах, потому что то, что я в них вкладывал, остаётся для меня до сих пор актуально. Протест -против того ханжества, в котором пребывал поздний Совок, против людей, которые жили исключительно животными интересами, против всей это массы будущих хозяев страны, комсомольцев, фарцовщиков, против всей лжи, против всей скованности — он никуда не делся, я о нём ничуть не жалею, он был совершенно справедливым. Если в силу каких-то исторических процессов кто-то использовал данные художественные тексты, как аргументы против имперской идеи или коммунистической идеи, то я с этим ничего не могу поделать. Стихи живут очень долго — если это неплохие стихи, то дольше самого поэта. Интерпретации меняются. Люди снова возвращаются к ним и находят в них иные смыслы. Если это так было воспринято, то я считаю, что это было преднамеренно организовано определёнными кругами журналистского сообщества — именно такое восприятие русского рока, как право-либеральную протестную речь. С этим ничего нельзя поделать. Можно пожалеть, что мои высказывания были приватизированы для чуждой мне цели, но бегать по улицам и кричать: «я не это имел в виду» достаточно глупо. Главное — продолжать писать, писать другие стихи, писать другие тексты, жить дальше, строить свою жизнь и как частного лица, и как политического человека, так чтобы в конце времён стало ясно, что на самом деле ты имел в виду. Тут я не склонен к самобичеванию. Что получилось, то получилось. Мы были маленькими и наивными, мы были слабо информированы, как и большинство молодых людей нашего поколения в эпоху этого позднего советского строя. Если и есть какая-то в этом доля нашей вины, то по сравнению с теми, кто с бодуна подписывал бумажки в Беловежской пуще (намёк на соглашение, подписанное в конце 1990 года Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем, положившее конец СССР — при. ред.), то она примерно как вина комара, укусившего Христа, по сравнению с виной тех, кто вбивал в него гвозди. А как Вам сентенция о том, что поэт в России больше, чем поэт? Эти сентенции, знаете, примерно из той области, как в 8 классе мальчишки меряются, у кого писька длиннее. Я считаю, что эти сентенции — дурновкусие определённое, оттого что наша культура очень любит пользоваться штампами. Все культуры этим грешат, но у нас, русских, какое-то болезненное пристрастие к пословицам, к разным издревле устоявшимся журналистским метафорам и штампам, которые повторяются совершенно бездумно. Я думаю, что поэт, всё-таки, это не существо номер один в обществе. Художникам надо быть поскромнее и понимать, что они лишь зеркало или фотоаппарат, который снимает только то, что уже существует. И фразы, которые через них идут — они очень часто идут откуда-то свыше, а не из них самих. Когда художники присваивают себе какие-то особые полномочия и права в связи с этим, то мне кажется, что это дурновкусие. Меня, например, начинает «ломать» вот от чего. Один депутат сейчас предъявляет мне претензии (имеется в виду депутат Госдумы Чуев — прим. ред.) и в Живом Журнале у него появляются сообщения: «Да как ты смеешь наезжать на гениального поэта». Меня от этого коробит и съёживает. Я как раз в данном случае против Чуева ничего не имею. Он имеет право наезжать на меня; я имею право наезжать на него — причём здесь какие-то стихи, которые я когда-то писал? Мне кажется, что это очень неприятная сторона. Всех надо судить одной меркой, если уж на то пошло. Не думаю, что мои стихи дают мне какую-то автономию или специальную защиту. Также, кстати, как не думаю, что на меня это роняет и какую-то особую вину. В конце концов, если прислушаться, если вспомнить, что мы писали… Ну возьмём такое, считающееся самым политическим произведение — «Скованные одной цепью»… Ну и что? Неправда, да? Где в этом тексте содержатся слова, что давайте мы будем отнимать у людей квартиры под ипотеки, заставлять всех работать за гроши на международные корпорации, которые будут выкачивать нефть? Там описывается реальная ситуация, в которую вошёл позднебрежневский и постбрежневский режим, который сам уже заврался и жил капиталистическими ценностями, изображая из себя что-то коммунистическое. В песне содержится описание определённой безысходности, которая тогда была и выход из этой безысходности — «правый, левый…». Так что я не чувствую угрызений совести. Угрызения совести могут быть за своё поведение политическое, за то, что я был недостаточно активен, не достаточно работал на поле публицистики, пытаясь объяснить свои мысли в каком-то другом формате, менее абстрактном, чем поэтический. Я потерял много лет на рок-н-рол в тот момент, когда он умер, как действующая сила сопротивления. Вот за это, возможно, испытываю угрызения совести, да. А за то что писал? Почти ни за что. В конце 80-х миллионы, десятки миллионов людей, ненавидящих Совок — это сейчас они вдруг стали говорить, как хорошо было при Совке, а ведь тогда все его ненавидели — и я его ненавидел, и Вы его, наверное, ненавидели — находили для себя олицетворение своих смутных мыслей в основном в Ваших текстах и в текстах Цоя из группы «Кино». В отличии от многих представителей моего поколения, когда мне говорят: «от как хорошо там было», я говорю: «не хочу туда обратно». Я потерял среди своих друзей, наверное, 80% своего поколения и предпочитаю дружить либо с людьми много старше, либо много моложе — именно в силу этой мерзкой ностальгии по портвейну, подъезду и колбасе. Моё отношение к тому режиму не изменилось ничуть. Да, из-за его гибели возникли какие-то огромные человеческие страдания, исторические издержки… Ну а как он — режим — мог жить? То есть никакой ностальгии по тем временам у меня нет. Если я испытываю ностальгию, то очень часто жалею, что не жил в 20-е годы. Для меня Советская власть в большей степени была в рассказах деда, старого коммуниста, чем в том, что я видел в школе и вокруг себя. Нет поэтому прощения… Даже такой яростный националист, как Проханов в частных беседах на мой вопрос «Будет здесь ещё что-нибудь», отвечает: «Я очень сомневаюсь». Я спрашиваю: «Почему?». «Это кара, кара за предательство великого проекта, всё равно мы должны нести кару и сколько она продлится — неизвестно». Всё это растление, распад… Проханов любит говорить о мести красных приведений. Он, например рассказывает: «У меня есть разные знакомые, кому за 50, которые стали успешными бизнесменами, банкирами, миллионерами. Всё у них хорошо, всё идёт как надо, и вдруг начинает разрушаться, разваливаться, с ними происходят страшные истории, у них отнимают деньги, в семье заболевают страшными болезнями, раком и человек не понимает, что же с ним происходит. Я у него спрашиваю: а дедушка у тебя кем был. Человек начинает рассказывать про своего дедушку и всё выясняется. И я говорю — это тебе призрак красного дедушки и мстит». (смеётся — прим. ред.) Коммунистический проект — это очень сложный проект, в нём было очень много противоречивого, много потенциально опасного, о чём критики его уже много раз говорили. Традиционалистские правые критики говорили, что в коммунистическом проекте было некое неуважение к человеку, как к национальному, культурному, биологическому существу. Некий прыжок через голову был, который обычно связывают с сильным присутствием еврейского элемента в коммунистическом и красном движении — там было их мессианство и склонность оторваться от чего-то… Было. Но были и по настоящему великие моменты. То есть проект, конечно, великий. И то, как он бездарно продавался и предавался в 70-е — это конечно огромная вина вот этого Совка, в котором мы реально родились и выросли. И эту вину, на самом деле, простить трудно. Говорить: «Ой, зачем мы это всё натворили, лучше бы туда назад вернуться»… Да не было там уже никакого «назад». А ведь на самом деле это вина больше товарища Проханова, который и был певцом этого Совка. Ну да, он постарше, он успел уже на этом засветиться. Я-то по малолетству присутствовал только при начале деградации и развала. Да, он тоже это понимает. И хорошо, что понимает. Потому что, как я говорю, ретро-проекты меня мало волнуют. И по своей структуре, и психологически, и по убеждениям, я никогда не вижу в ретро-проектах ничего … Вот почему Хозяева — с большой буквы — так любят ретро-проекты? Да понятно, почему. Ретро-проекты никогда не угрожают ничему в этом мире, никакому будущему, которое пытаются для себя приватизировать «Хозяева». Все ретро-проекты идут в тупик. Поэтому им не мешают. Хочешь истово молиться по афонским монашеским правилам? Да иди, молись, главное — к газгольдеру не подходи (смеётся — прим. ред.). Все эти анклавы, они всего очень-очень-очень-очень деномизируют (неразборчиво — прим. ред.) с позиции компромисса и допускаются в этом поле. Вот есть у нас сумасшедшие люди, монахи — они в монастыре живут; сумасшедшие, да, но они никого не трогают. Поэтому им позволяют быть.
полная версия страницы